
Бунт заключенных в калмыкской ИК-2 5 августа, во время которого были убиты сотрудники УФСИН и подвергнуты пыткам участвовавшие в протестах дагестанцы, напомнил о системной работе российских спецслужб по уничтожению тюремных джамаатов. Если раньше под прицелом были в основном новообращенные мусульмане, то теперь преследуют за их религию выходцев из регионов, где Ислам исповедуется традиционно. О правовом и внеправовом контексте бунта «Утро Кавказа» поговорило с калмыкским журналистом Бадмой Бюрчиевым.
Сколько колоний объединяет управление ФСИН по Калмыкии и что это за учреждения?
У нас есть ИК-1 — общий режим и ИК-2 — строгий режим, где произошло все. По ИК-1 больше информации, там больше жители Калмыкии сидят. Когда-то обе зоны были «черными». Но в ИК-1 после убийства начальника зоны, «хозяина», зону «сломали», если говорить на жаргоне. Теперь она — «красная». В 2017 году там произошел противоположный случай, там убили заключенного, калмыка. Убили первоходку, во время «приемки» так называемой, кто первый раз поднимается в лагерь из тюрьмы. Их жестко встречали, сразу заставляли всякие компрометирующие расписки давать, чтобы потом ими шантажировать. Парня во время приемки убили. И после этого было послабление режима, но зона все равно красная, просто режим уже не такой жесткий.
ИК-2 до последнего времени была «черной» зоной (контролируемая криминалитетом — ред.). Но сейчас там развивается, как я понимаю, сценарий «ломки» и, я думаю, что эта зона тоже будет «красной». Несколько дней подряд продолжалось избиение заключенных. Такой же сценарий был с ИК-1, когда там в 90-х убили начальника. Судя по заявлениям правозащитников, там такая зона , где пытаются традицию формирования «зеленых» ломать. Периодически сигналы приходят о конфликтах между системой и мусульманами.
Что известно о выходцах с Северного Кавказа, отбывающих наказание в колониях Калмыкии? Существует ли к ним особое отношение?
Они контактируют не с нами, а с журналистами и юристами из своих регионов. Поэтому у калмыкской общественности очень мало информации. Калмыки там сидят по воровской линии, там свои сложности. Но с этими статьями мало связаны и дистанцируются от них. А осужденные по этим (террористическим и экстремистским) статьям живут в своих джамаатах или «семьях». Про них мало говорят те, кто освободился. Говорят, что они есть, их много, есть своя мечеть. Но есть проблемы с сидящими по другим статьям и с администрацией. У сотрудников деформируется сознание, и в ИК-2 был случай, когда они убили свою же коллегу, пытались скрыть, но эта история так и не закончилась справедливым возмездием, мать куда только не обращалась, но не смогли доказать ( их вину).
Общественная наблюдательная комиссия, омбудсмен влияют на ситуацию с правами заключенных?
Это люди провластные, абсолютно ручные, я один раз звонил , чисто формально, когда Дмитрия Батырева убили, нужна была официальная реакция, эти ничего не значащие слова пришлось вставить (в материал), надо было, чтобы из официальных структур кто-то что-то сказал. А чтобы получить какую-то конкретику никто туда не обращается.
В России уже не раз за последние годы адвокатов задерживали, били, лишали адвокатских лицензий. Каково положение адвокатов Калмыкии? И что они реально могут?
У нас маленькая республика, 200 тысяч населения, мы все друг друга знаем. Физическое воздействие…таких случаев не было на моей памяти. Надо учитывать, что многие адвокаты — выходцы из правоохранительных структур, они знакомы с системой, с бывшими коллегами, поэтому адвокатского сообщества, которое ассоциировалось бы с протестным сообществом, нет. В основном это системные адвокаты, идет такая игра, выиграл дело — не выиграл зависит от игр внутри системы, но сейчас появляются молодые адвокаты, которые хотят быть профессионалами, не хотят договариваться с судьями о чем-то. Пока это зарождающееся поколение. Их пока мало. А случаев физического воздействия на адвокатов не было. В этом плане все спокойно.
А правозащитное движение в республике есть?
У нас нет активного правозащитного движения. Есть несколько правозащитников, которые защищают митингующих. Но как и везде в России здесь выносят обвинительные приговоры. Сейчас вот рассматривается уголовное дело о «фейках» об армии, решение пока не принято. Очень редко выигрывают дела, в основном из-за технических ошибок. Но сейчас даже из-за ошибок выиграть стало сложнее. Правозащитники в основном люди возрастные, они чувствуют себя свободнее и потому более активны. Молодые менее активны. Случаев физического насилия по отношению к ним не было пока. Протестное движение бывает всплесками тут, в 2019 году тут были протесты против назначения бывшего главы ДНР мэром города, полгода были протесты. Было много судов, правозащитники активно проявили себя. Сейчас антивоенные пикеты, но уже прошли апелляции по ним, наступает затишье.
Россия отказалась исполнять решения Европейского суда по правам человека. На правовую ситуацию в Калмыкии это как-то повлияло?
Если говорить о Калмыкии, то ничего не изменилось по большому счету. До ЕСПЧ и раньше мало кто доходил, потому что это волокита. Дела в основном административные. По делам об антивоенных пикетах где-то половина будет обращаться в ЕСПЧ, готовят документы. Понятно, что Россия не будет исполнять, но может в будущем что-то изменится. Поскольку это не требует каких-то сверхусилий, то обращаются еще. Раньше был такой сдерживающий фактор, теперь его не стало. Теперь суды по протестному движению, антивоенным митингам. Не важно — соблюдал ты закон или нет, в любом случае получишь обвинительный приговор.
И все же, в истории бунта в ИК-2 национальность или религия осужденных какую роль сыграла?
Говоря об бунте в ИК-2, я хотел бы акцентировать внимание на том, что если есть предубеждение против мусульман, кавказцев, то это предубеждение людей системы (УФСИН). Они плохо относятся к кавказцам, потому что хотят удержать старый порядок, чтобы не было новых групп солидарности. Их злит появление тех, кто хочет внутри зоны жить по своему порядку. Это нельзя переносить на всех калмыков, это конфликт между сидельцами и правоохранительными органами.